Он вернулся в свое царство в очень плохом расположении духа. В достаточно плохом, чтобы по пути в выбранный на сегодня дворец уничтожить два других. Если от оставленных им прежде резиденций оставались живописные руины белого камня, то от тех двух несчастливцев - лишь горстка песка, схваченная другом-ветром. Причина для гнева не была сложна. Но и ее бы не было, если б не нелогичность его действий. Но, разрушив произведения искусства, он все же действительно остановился и напомнил себе, что все его действия логичны для него самого. То, что он медлит, не стремится воззвать к совести Ярны, обусловлено лишь тем, что Верховный бог искренне не желает вмешиваться в дела родственницы. Но он также понимает, что эти дела могут быть опасны для него и для мира, если, конечно, все представлять в цвете аспиды его дочери.  Мольер заложил руки за голову и прикрыл глаза, в точности повторив привычные жесты. Что ж, стоит признаться, что его собственные принципы иногда причудливы. Но... ему можно. Выпустив пар и будучи практически спокойным, он, наконец-то, нашел один из излюбленных на сегодня дворцов. Этот был в форме сферы, из которой торчали башни и балконы, но не было ни одной двери. Гладкий и блестящий шар, отливал насыщенным голубым, хотя сам абсолютно бел. Бог оказался прямо в своем кабинете, где его уже ждали…
- Итак, предок единственных прекрасных существ в среднем слое Мира… Твой день сегодня был похож на прошедший, м? – произнес Создатель, даже не смотря на сонного кота, лежащего, распластавшись по ковру. Тот тоже не изъявил желания повернуть голову в сторону хозяина, лишь что-то вежливо пробурчав. Бурчание, однако, прокатилось оглушительным рокотом, отталкиваясь от стен и собираясь где-то в центре обширной комнаты. Несколько фолиантов упало на голову ленивого животного. Недоуменно открыв один глаз, Шильгарр пошевелил сначала правым, потом левым ухом. Пронаблюдав за тем, как книга медленно сползала с его макушки, он снова закрыл глаза и засипел, более совершенно не интересуясь судьбой объединенных листочков.
- Ну, ты и лентяй… - зевнув, произнес совершенно согласный с поведением кота, Мольер. Потянувшись, он снова переключил свое внимание на отношения в «семье». - Не жилось спокойно семь веков, ну, не жилось! – потянувшись, нахмуренный бог склонился над бездонным ящиком, который был отодвинут последние пять минут. Пошарив рукой, он нашел-таки переливающееся сиреневыми оттенками перо рогмира и маленькую бутыль с кровью аспиды. Оттуда же выудив кипу бумаг, юноша, бережно положив все это на стол, сбросил жилет на пол. Пол тут же принял столь щедрый подарок и вместо этого материализовал под ногами создателя островок с мягкими кучевыми облаками. Вступив в обволакивающую нежность небесной субстанции, он удовлетворенно хмыкнув. Рядом приглушенно засопел Шильгарр.
- Кстати, по поводу того, что ты хотел пойти со мной в Бездну. Как и прошлый раз…лет триста назад, я полагаю, она не изменилась в лучшую сторону, а посему тебе там совершенно нечего делать, - продолжив монолог, создатель обмакнул перо в кровь и начал писать.
«Глава X. История о такой бесполезной вещи, как разговор со смертью»
Но пришедшая в Бездне идея, совершенно забылась. Мольер вздохнул, вперив потемневший взгляд серых глаз в непослушную бумагу. Перо рассыпалось пеплом, а бумага была сметена на пол, тут же объятая инеем. Он вытянул ноги и вновь откинулся в кресле. – Если так будет отличаться каждый день, то лучше бы я вовсе ничего не менял и никуда бы не перемещался. Эта Бездна вбирает в себя все лучшее, что может придти в голову. Ах, если бы смерти можно было бы выдвинуть счет, и если бы мне были нужны жалкие монеты, я бы так давно поступил, честное слово, Шильгарр! Прямо напасть какая-то!

офф: я сижу в посте xDD
Будто бы чьи-то мокрые ладони - от смущения ли, а, может, здесь, где-то рядом, бьет холодный источник - провели по лицу Высокого. Триадец мгновенно раскрыл глаза от неприятного ощущения, растекшегося где-то в районе позвоночника. Вот так нынче информируют богов о том, что кто-то вторгается в их собственность. Какая наглость, право слово!
На столе, отполированном ветром до ослепительного блеска, практически занимая всю поверхность, стояли часы. Но они, конечно, не были похожи на часы ратуши в людских городах, и также отличались от миниатюрных часиков в домах жителей. Углубление для них было вырезано прямо в дереве, и оно шло горизонтально справа налево. Зодчий, а по совместительству, брат, когда-то служивший богу, постарался так, что каждый изгиб что-то изображал, но в то же время не чувствовалось совершенно никакой загроможденности. И самое главное - это устройство изображало не часы и минуты, а века. Мысленно - или же с помощью ножа - отделите от когтя годовалового шакхарра половину (если использовали нож - можете начинать бежать): ровно настолько стрелка, изображенная в виде пламенной стрелы, отделилась от XII века. Что неудивительно, он ведь только начался. Кстати, стоит отметить, что сия вещь в тянущемся, слово лесной ручей, пространстве Химмела, очень полезная. Исключительно по ней Мольер, заглядывая в, своего рода, тайник ("веки" прикрыты деревянной крышкой так, что шва не видно), проверяет время. Для бога было бы глупо иметь часы с часами. Ведь что для него час? Песчинка выглядела бы больше в пустыне, чем это ничтожество в жизни Мольера.
Инверно появилась рядом с его столом, а крышка сразу же закрылась. Возможно, это было слишком сентиментально и глупо с его стороны, но эту вещь он хранил от чужих глаз, даже от глаз его дочери. Что-то было для него там, в этом устройстве. Что-то, что он не хотел показывать и, наверное, все же хотел забыть.
Когда вы ожидаете от близких вам существ радости, вызванной вашим божественным появлением, стоит вспомнить, кто это существо, кто вы сами, а также не питать особых надежд на светлое будущее, ибо близкие - не слуги - порадуются и начнут складывать на вас свои проблемы. Мольер усмехнулся, подобным размышлениям, но совершенно не обиделся на дочь, так как... Ну, на что же тут обижаться? Родное все-таки. Да и ласки между ними не были в обиходе. Не принято, что ли? Понянчил когда-то, и будет с папки. Задумчиво взглянув на, как ему показалось, отчаяние, смешанное в одном кубке с яростью, Алый Бог с удивлением заключил, что юная человеческая девочка все-таки довела норию до стадии "киплю-не мешать". Снова усмехнулся, довольный своей великолепной прозорливостью, поспешил ответить, уже совсем позабыв о своих проблемах, желая втянуться в чужие и просто поменьше размышлять о своем.
- Моя милая дочь, здесь все кристально, - он предложил ей сесть в такое же удобное кресло, как и у него самого, поставив его напротив себя, - Как ты знаешь, мне здесь просто невероятно скучно. Выйти в средний слой - брезгую. В Бездне..., - осекся на мгновение и продолжил, - В общем, надо же как-то развлекаться, сударыня. А тут, сама видишь, на такие спектакли можно попасть, что никому из смертных не снилось, - Мольер примирительно улыбнулся, - Да и тебя, кажется, это равнодушным не оставило, а? - юноша чувствовал переливы силы, струящейся в Инверно, кипящей, требующей свободы. Удивительно, но упоительное зрелище и прекрасное ощущение гнева действовало на него самым лучшим образом. Потому... глупо было бы избавляться от этого, верно? От его пальцев отделился кресснир в натуральную величину с кучей орехов во рту и в лапках. Совершенно безобразное существо, но Мольера забавила такая не идеальность, происходящая от него самого. И эта не идеальность, лишь спустившись по рукаву уже бежевой рубахи бога, решительно, словно табун раклоссов, двинулось в сторону безбожно храпящего в втихомолку Алого Кота. Тут же потеряв интерес к обсуждению, небожитель направил свой взор к маленькому "воину". Мягко улыбнулся, когда из пола стали вырастать точно такие же миниатюрные и смешные для него самого, но огромные для кресснира препятствия. "В конце концов, чтобы забросать Шильгарра орехами, надо потрудиться!"

Мысль о том, что кто-то вроде упомянутой "актрисы" может нарушить приятную, чисто семейную обстановку, обтянутую пленкой инея, мягко, но настойчиво билась в сознании. Согласно кивнув себе же, Мольер закрыл свой дворец. Теперь ни единое существо не могло войти в округлую обитель без его разрешения. Взгляд, задумчиво скользивший по гладкой поверхности стола, вновь вернулся к дочери. Она легко приняла его приглашение, и он заметил абсолютную несхожесть двух божественных существ: Шатани и Инверно. Сложно сказать, почему это бог, собственно, решил сравнить совершенно разных существ, но что-то будто щелкнуло в голове. В общем, такая необъяснимая ассоциация. Он помнил, как встретила его Королева Бездны. Изящные движения - совершенно кошачьи - встречались с осознанием своего собственного великолепия. Он знал, насколько хорошо она себя оценивает. Признаться, она действительно была… хороша. Для кого-то. Право же, он совершенно не любил Смерть. А Шатани была ее воплощением. И этот запах...
Инверно же представляла собой другую картину: подросток, который только приобретает привлекательность женственности. Теряет последние детские черты. Хотя, Инверно, конечно, всегда отличалась своей серьезностью, возвышалась над самим значением слова "ребенок". Она никогда не была ребенком. Но, тем не менее, всклокоченная и настоящая Сестра Ночи, без всякого сомнения, была ему милее ледяной притягательности Богини. Все эти мысли заняли то время, пока Инверно говорила. Мольер пропустил многие из ее слов, и так прекрасно зная их содержание. За этот год она первый раз пришла к нему, открыто высказывая недовольство его решением. Он чувствовал ее презрение к человеческой девчонке, знал о том, что ей сложно понять его поступок. А также понимал, что она вряд ли сможет это принять. У нее получилось избежать аркана скуки. Она каждый раз заново проникала в мир, спускаясь вместе с ночью в Город. Алый Бог отчасти даже завидовал дочери. Весь энтузиазм, весь запал, который присутствовал при создании надежной крепости, пропал у него очень скоро.
- Если ты не видишь альтернативы Витерике, значит, не смог. К тому же человек здесь только для того, чтобы развлекать меня. Ее самочувствие, как и тебя, меня мало интересует. Мне она не мешает... пока. А потом я просто отпущу ее. Заберу ее силу и верну туда, откуда она пришла ко мне... готовой. А именно в Бездну. Только безвозвратно. До этого момента она будет здесь, и это не обсуждается. Если ты не можешь совладать с человечком, то просто не встречайся с ним. Это ведь просто, любовь моя, - Мольер насмешливо сузил глаза, бросая дочери вызов. Чисто семейный. Подначивать было не в его правилах, но так же интересней. Он был уверен, что она отреагирует на его усмешку спокойно, но ведь попробовать всегда стоит? Обратив взор на кресснира, преодолевающего новое препятствие, Высокий зевнул, и в это же мгновение все языки пламени исчезли, а горы и водопады, закрывающие путь мелкому нарушителю спокойствия, исчезли. Он оказался прямо перед огромной, сопящей на все лады, мордой, возложенной на мощные алые лапы. Существо затрепетало, не ожидав такого скорого приближения. Послышались невнятные звуки, видимо, обозначающие крайнюю степень испуга. Но кресснир все-таки взял себя в конечности и сделал первый очень меткий бросок. Знаете, кошки чертовски не любят, когда их бьют по носу. Это очень чувствительное место. Очень. Но первый камушек попал в глаз шакхарра. Послышался удивленный сонный рык и повизгивание ликующего полосатого гада. Инверно, также следившая за довольно естественной миниатюрой, вновь обратилась к отцу. Мольер откинулся в кресле, досадуя, что она все-таки обратила внимание на его оговорку. Хотя, что еще можно было ожидать? Шильгарр без особого усилия прихлопнул кресснира лапой. Лишь струйка пара выскользнуло между когтей.
- Бездна, Бездна... Ничего там не изменилось. Я не узнал ровным счетом ничего полезного, кроме как ностальгических разглагольствований Шатани, которые я, признаться, не ожидал услышать вовсе. Ничего конкретно полезного не было. Какие-то размытые обрывки, которые вообще к делу не относятся. Ярна не связывалась с ней. В этом я уверен, она не лгала. Но я все же подожду еще. Связываться с земной царицей - чувствовать сплошные человеческие эманации. Сие смердит не лучше Бездны. Ты же знаешь, как я отношусь к этим запахам, - Мольер слегка сморщил нос, выражая крайнюю степень отвращения.

- Собачонка... - он, пробуя слово на вкус, растянул губы в прозрачной удобрительной улыбке. - Пожалуй, тебе стоит записать их, - указательный палец скользнул по деревянной поверхности стола, уничтожая несуществующий иней. - Ради минутного веселья можно создать милое существо, чье имя было бы скомпановано из импрессивных кличек "нашей девочки". - отметил вслух Мольер, отвечая на проходящую сквозь него мысль Инверно. Хотя, на самом деле, бог обычно закрывал (и также обычно забывал это делать) для себя сознание своего создания, дабы у нее был, так называемый, простор и индивидуальное пространство. В чем, в чем, а в этом он не собирался ограничивать свою плоть и кровь. Впрочем, сложно сказать, что бы он вообще в чем-то ее ограничивал. Любит слишком. Слабость.
- Мм, может, посадить ее в клетку? А вокруг расположить кучку неуничтожаемых воздушных крессниров? - предложение, от которого на милю веяло неисправимым детством, совсем не присущее сыну Амирелин, но иногда и такие, вполне невинные, идеи могли придти к нему в голову. Которые, естественно, без замедления озвучивались. Он легко поднялся, встав рядом с креслом Инверно: плиты одарили босые ступни блаженным холодом. Облако, все это время служившее мягким ковром, испарилось. Бог молча взглянул вниз, внезапно сделавшись серьезным, в сущности, не понимая, что видит перед собой Инверно. Он смотрел будто сквозь нее, что-то нахлынуло на него, что-то, долго отлеживающееся внутри него. Он машинально занес руку, чтобы столь же машинально коснуться волос полубогини. Он почему-то никак не мог сфокусироваться, будто находился в каком-то тумане. И мыслей не было. Благо, вскоре это ощущение - не из приятных, надо отметить - отпустило, хоть он так и не понял, что это было. Он отдернул руку и, все также молча, отвернулся и двинулся к, наконец-то, проснувшемуся Коту. Видимо, он только для приличия разлепил веки и то, казалось, что он готов сейчас вновь окунутья в свои кошачьи сны. Шакхарр издав низкий гортанный звук, который можно было принять за нежное приветствие хозяина. Мольер облокотился спиной о полосатый бок тут же загрохотавшего чудовища. - Молчи, глупый, - отмахнулся от пытающегося ласкаться и реветь сонную мелодию животного. Тот обиженно всхлипнув/рыкнув положил голову на лапы, продолжая следить своими желтыми глазищами за недовольным господином, как бы невзначай, явно обвиняя, шлепнул хвостом по ногам. Мольер не обратил на это ровно никакого внимания. Сложив руки на груди, он обратил свой взор к начавшей говорить Инверно.
- Гладко, конечно, - бог вспомнил доску и живое существо, поддерживающее ее, там, в Бездне. Рычащего шакхарра, и две силы, столкнувшиеся в Городе Грехов, - Гладко до тех пор, пока кто-то не сделает первый шаг. Снежный Мальбр не бросается один, - еле слышно вымолвил Отец Мира задумчиво и методично вонзая в пушистый бок Шильгарра, только что появившийся в руке аккуратно отшлифованный конусообразный осколок льда. Внутри послышалось бурчание: кот может терпеть очень долго. Из раны потянуло запахом божественной крови. И пустить ее может только собрат. Вот в чем она непохожа на человеческую или какую-либо другую. Люди каждый день убивают себеподобных/животных/природу. А бога может убить только бог. Орудие пыток наполовину вошло в плоть Алого Кота; Мольер посмотрел на правую ладонь, где лишним в идеальности был росчерк-шрам. На память о том, что когда-то у него было что-то... хорошее. Оставив в покое осколок, он снова вернулся к разговору, - "Это" зреет. Посмотрим, что скажет нам Рейнсон. То, что он что-то скажет - в этом я не сомневаюсь, - он досадливо сморщился, - Ярна, Ярна, что же ты такое прячешь? Зачем вынуждаешь меня предпринимать что-либо? Сидеть бы мне здесь, наблюдать за течением лет и молчать! - гневным всплекс отразился от стен - клочки небесной материи тут же вспыхнули и упали на пол тысячей млеких кристалликов, которые тут же сожрал жадный "пол". Шакхарр зарычал, но лежал смирно: обрывки боли впивались в хозяина, не задевая его совершенно. Заиндевелые стены из прозрачно-бледных, отдающих синевой, стали алыми. Серебряные суещства, змеями пробежавшие по ним, застыли, - Что ты почувствовала, что ты подумала, когда впервые увидела меня? - смена темы, как всегда, не имеет никакой логики.

- Ах, без изъянов людишки были бы пусты. А так – раз – и какая-нибудь непредсказуемость, закутавшись в плащ, постучится в ледяной дворец! Это же так забавно! – он едва заметно улыбнулся, уже устав от разговора о полубогине-получеловеке. Эта тема себя исчерпала. Его дочь же приняла из его рук свиток словесного поединка, продолжив рассуждения о сцене и актерах Небесных чертогов.
Ледяной смех – отличный от его. Рваный, резкий для его слуха. Но родной. Потому он только покачал головой. Все-таки есть между ними что-то, о чем знают только они двое. Различия в мелочах. Которые замечают только они. Вот это тепло. В очередной раз Мольер подловил себя на том, что с любовью относится к росткам сантиментов, появившимся в саду, где ветер воет свои бесконечные песни. Не быть привязанным к кому-либо миллионы лет и вдруг стать кем-то для кого-то. Это странно, к этому он долго привыкал, но знал, что давно нуждался в таком чувстве.
Создатель задумчиво провел пальцем по ране от осколка, что сочилась кровью на боку шакхарра. Алая субстанция капля за каплей охватила его ладонь, а через мгновение сгорела, оставив тонкие аристократические пальцы юноши в покое.
- Грязный городишко, охваченный тайной, подгоняет плетьми своих богов, будучи букашкой мира. Все складывается опять же очень забавно, - бог решил больше не думать о том, что будет, если рейнсонцы перестанут верить в него. Если поползновения усилятся, священная почва начнет бугриться, то этот мир будет уничтожен. Да будет так. Он всегда успеет уйти. Сын Амирэлин найдет выход. Но…
Все это время светловолосый юноша рассматривал свою ладонь. Мысли оборвались, потому что Мольер осознал то, о чем раньше попросту не задумывался. Ибо раньше не оставлял людям такой свободы в действиях. Его миры не умирали сами, он уничтожал их из-за леди Скуки, приходившей к нему особенно жаркими ночами. Юноша лениво оттолкнулся от Шильгара и, подойдя к дочери, сел на воздушный ковер у ее ног. Несмотря на такую позу, он сохранил свою позицию хозяина, поэтому даже незнающий человек мог точно определить, кто и кем здесь владел. В глазах бога плескались серебряные ручьи, делясь со всем вокруг своей живой энергией. Он протянул ладонь, взял ее и мягко коснулся губами бледной кожи.
- Ты ведь знаешь, что если они перестанут верить в меня, я оставлю этот мир, а ты…тебя, моя госпожа, не станет вовсе. Сотворенное в этом мире, навечно заснет здесь.

- Почему же? Пусть она, - он сделал акцент, и демонстративно скрыл зевок ладонью, - приходит. Пусть стучится в двери, пусть пытается быть той, кем я ее сделал. Ты знаешь, я знаю: она никогда не будет полубогиней. Мои сестры почему-то не смогли этого понять, беря  смертных в ученики. Она - моя личная насмешка над глупостью Темной и Светлой Богинями. Какой бы силой не наделить человека, он останется человеком.  Люди ниже. И этого не изменишь, - Мольер с усмешкой поправил ворот рубахи, - Возможно, родственницы когда-нибудь поймут такую простую истину…
Он наблюдал за покорной зверюшкой дочери, отмечая, что впервые видит материальное отображение ее нории. Снова отличие. Его сила - вот она, рядом, дышит глубоко и безмятежно, лишь слегка поддрагивают уши, когда слышат звон алой капели, разбивающейся о мраморность гладких плит.
... Яркий звериный стон, крик, рев тысячей осколков о плавные линии сферы бьется и мечется. Неожиданно? Да, пожалуй, Мольер был несколько удивлен настолько сильной реакцией, но, пожалуй, она была оправдана. Когда мысль об исчезновении Инверно настигла его, он почувствовал в ладони иглы сожаления. И как это ни странно – вины. Он бы не сидел сейчас перед ней, сжимая ее ладонь настолько сильно, что у человека вмиг сломались бы пальцы, если бы не был виновником таких странных правил равновесия миров. Отдай то, что создал – вот закон равновесия.
Он рассмеялся, как всегда чистым, заливистым смехом. - Мы? Нет, Инверно, это сделаешь ты, - он, с грациозностью и той же, присущей ему, леностью, поднялся. Не отпуская ее руку, бог рывком заставил полубогиню присоединиться к нему. Касаясь одной рукой приятной прохлады шелка ее спины, Владетель погладил Сестру Ночи по бледной гладкой щеке ладонью правой руки, насмешливо улыбаясь, - У тебя есть возможность - это время. Я не возьму тебя с собой, ровно также как и мои сестры не спасут своих слуг…если, конечно, сами смогут выбраться, хе-хе… - отец мягко провел большим пальцем по щеке дочери, - Пока ты существуешь - попробуй повернуть судьбы людей, попробуй почувствовать нити тех, кто владеет мыслью и твоей жизнью. Я не стану помогать тебе. Это понятно? - тонкие пальцы коснулись мягкости длинных волос, а губы - холодности высокого лба,- Твоя жизнь на ладони моей шрамом отмечена, но, рисуя огонь, людям боль я твою отдам, - шепот куда-то в губы прямиком из детства. Она должна была помнить ту песню, что он пел ей, казалось бы, не так давно. Конечно, ведь что для него эти 17 лет? – миг. Но эти слова и были ответом, ключом к его чувствам и мыслям.