Шатани, по обыкновению, держалась в тени у стены зала, где Мастер Смерти принимал немногочисленных (и не стремившихся попасть сюда по понятным причинам) послов. Отсюда ту, что много позже получит звание Сестра Смерти, невозможно было разглядеть, да и кто увидит тень в тени? Ни учуять запах цветочных духов марионетки Бога Ужасов, ни почувствовать её дар, ни услышать тихое дыхание – нет, ни единой возможности определить находится ли в зале, кроме Дахеля и посланника Верховного Бога, кто-либо ещё, посторонний, али не очень.
  Коснувшись перстнем, что сидел как влитой на указательном пальце правой руки, печати, растворив её и раскрыв пергамент, он погружается в чтение. Шатани внимательно следит за действиями господина (повернётся ли язык назвать его отцом без должного на то приказа?), готовая к новым указаниям. Дахель читает ровно, не показывая чувств, лишь два пальца его левой руки едва двигаются, совершенно незаметно для глаза простого Бога, по отполированной поверхности ручки его кресла-трона. Это приказ, явный приказ убить посланника, что доставил не самые приятные ему известия. Шатани легко переносит вес с одной ноги на другую, оказывается за спиной неудачника – вот она, превосходная возможность проверить новый яд! – лёгким движением руки девушка достаёт из складок чёрной туники нож, обильно смазанной той самой «Отравой Богов». Всё так же тихо, она зажимает божку рот – нельзя беспокоить господина при чтении – и, наслаждаясь его страхом, выпивая ужас по капле, она вспарывает ему горло. Молодой посланник умирает на её руках быстро, даже не корчился. Левая рука, которой она зажимала человеку рот, в крови, но девушка не обращает на это внимание и кладёт нож на положенное место, пряча в складках одеяния. Искореженное тело всё так же лежит на полу, а Дахель отрывается от чтения и смотрит на исполнительницу.
  - Долго, - отчётливо и немного грубо произносит он. – Ты слишком долго пьёшь его силу, надо быть быстрее, эффект внезапности не всегда будет на твоей стороне.
  В ответ Шатани лишь кивает, принимая к сведению слова Создателя и думая над исправлением недочёта с перекачкой энергии, не понимая, что достаточно развита в магическом плане для своего возраста и легко превзойдёт всех богов, с которыми встречалась лишь украдкой в этом закованном в лёд дворце. Желание служить своему господину и не показывать чувств – это заложено в самом начале и это невозможно отнять, что прискорбно, ведь лишать кого-либо воли противоестественно всем законам.
- Мольер хочет увидеть досрочный отчёт, очевидно, о нашем эксперименте с этим ядом. А принести этот отчёт должна, - он выдерживает паузу перед последним словом, - ты. Мой старший братец хочет увидеть не сколько эту отраву для богов, сколько моё новое. ИДЕАЛЬНОЕ во всех отношениях творение, - Дахель словно говорил сам с собой, но Шатани внимательно слушала, сопоставляя те факты, что слышала ранее о Верховном Боге с его теперешним посланием. – Что ты скажешь на это?
  - Мой господин, разве его первое приглашение не было встречено ясным отказом? – Шатани слегка приподняла брови, выказывая удивление мимикой, но держа голос ровным и не изменённым. – Почему нельзя ответить отказом и на это, если вы не желаете моего выхода за пределы этого места?
  - На нём печать, а значит – это официально. Ты не можешь не явиться.
  - Тогда я сделаю всё, что вы скажете, - кажется, Дахель сполна удовлетворён лаконичным ответом.
  - Ты направишься в бани Гадомеллинга, где состоится некое подобие совета, - Брат Смерти презрительно фыркнул, показывая своё отношение к собирающимся там богам. – Принесёшь моему братцу образец милой отравы и заставишь его опасаться, поняла меня? Ну и, конечно, этот глупый отчёт о проведённой работе, - он кивнул в сторону изящного столика, где лежали две папки с бумагами, и стоял небольшой пузырёк, на дне которого плескалось, завиваясь и переливаясь, небольшое количество странной чёрной жидкости. Шатани подошла к столику, и положила пузырёк в карман туники, с недоумениям глядя на папки.
  - Возьми ту, что слева. Здесь отчёты о том самом ослабленном растворе, братцу нет никакой необходимости знать о истинном составе, что находится сейчас в твоём флаконе, - с этими словами, и словно в ответ на них, правая папка исчезла, а Шатани подхватила левую подмышку.
  - Что я должна сыграть, господин? – девушка посмотрела в глаза богу, читая в них ответ, и склонила голову в знак того, что всё поняла.
  - Я могу идти? – в этот раз лицо осталось непоколебимым, лишь голос едва выдал удивление.
  - Да. И смени эти бинты, нехорошо пугать этих Высоких дураков. Лекарство примешь, когда вернёшься. Осталось всего два дня, потом будет легче, - он легко ухмыльнулся, зная, что Шатани готова испытывать боль столько, сколько потребуется. Творение действительно было идеально – покорное, уравновешенное, почти не чувствительное и одновременно очень умное.
  - У меня есть вопрос… - запоздало произнесла молодая богиня, уже вживаясь в роль. – Как я пойму, что попала туда, куда надо? И как я узнаю Мольера?
  - О, ты сразу всё поймёшь. Догадаться будет не сложно.

  Только теперь, оказавшись в банях, Шатани поняла, о чём говорил отец-господин. Неразбериха, боги, застывшие в один момент, после того как Гадомеллинг объявил о её прибытии, и жалкие попытки скрыть пошлые взгляды, что бросали на неё, преимущественно молодые боги. Сама богиня, хоть и удивилась, но виду не показала, а удивиться было чему: во-первых, она и не полагала, что попадёт на «мальчишник»; во-вторых, только что мимо неё выскочил окровавленный (?) бог; в-третьих, на полу разлилась какая-то странная смесь, валялось два трупа сомнительного происхождения.
  - Вижу, ваши развлечения мало отличаются от наших… - хмыкнув, произнесла уже вжившаяся в заданный Дахелем образ, юная богиня. – Вольно, мальчики. Свои разинутые рты можете закрыть, - она шагнула вперёд и полы чёрной туники слегка качнулись, недавно сменённые бинты выступали из-под рукавов, что скрывали руки лишь до сгиба локтя. Туника, скрывавшая тело богини лишь до колен, открыла для всех грациозность босых ног. В едва проникающих солнечных лучах, сверкнул ножной браслет в форме серебряной змейки. Притороченный к серебристому плетёному поясу нож в простейших ножнах, и ухмылка на лице – эту роль Шатани приходилось играть чаще всего.

офф: старалась коротко, по факту, а всё равно вышло многовато тт'
прости, если есть ошибки, не радактировала.

Шатани принесла тот самый эффект неожиданности, на который, собственно, и ставила. Подобную наглость ей никто играть не предписывал, однако богиня не только слишком любила отходы от стандартных канонов и новые фантазии, но и понимала тот факт, что конкретно заданные части характера будут раскушены проницательными (скорее всего) богами. Итак, приходилось импровизировать, находясь на месте, перебирая сотни вариантов, не позволяющих отходить от образа и держаться точно поставленной цели, короче говоря – действовать наобум, принимая рациональные, более выгодные решения. Это и было самым главным преимуществом Шатани, что буквально за доли секунды оценивала ситуацию и составляла примёрную картинку, новый план «боя», который переделывала с каждым последующим словом «оппонента». Игра – вот та основа, которая была вложена в дочь Дахеля первым же словом создателя.
  Как и предсказывал Создатель, Мольера девушка узнала сразу по нескольким причинам. Первой было то, что он единственный не закрыл рот по невольной команде, отданной Шатани (дело в том, что он его и не открывал); и, конечно, ключевой, был тот фактор, что первым заговорил именно он, несколькими умелыми словами разряжая возникшее в связи с появлением Шатани напряжение. Похоже, что Верховный бог был доволен появившимся чудом, удивившись странному выбору Дахеля. И ради этого «зрелища» я пришла сюда?.. Какой смысл… На лице девушки отразилось нечто среднее между разочарованием и скукой, которое она явно демонстрировала собравшимся, делая это как бы невзначай, словно ей было привычно испытывать открытые всем чувства.
  - Или даже ты не идеальна… - слова Верховного бога резанули слух дочери Мастера Смерти, и она едва дёрнулась, настолько незаметно, что даже божьему глазу не уследить мимолётное движение. Неужели и здесь?..
  С самого первого момента существования Шатани слышала от отца лишь упрёки, который хотел от своего творения большего могущества, доходя до того, что ставил в своих тёмных лабораториях аморальные эксперименты, разжигая в дочери и ученице запретную силу. Запретную ещё Создательницей, с которой, впрочем, он достаточно часто (в тайне ото всех, включая Сестру Смерти) разговаривал. Наверное, потому Мастер Смерти и держался в стороне от прочих богов, и потому Шатани была миниатюрной копией Той, что создала Всё.
  - Существует ли тот, кто действительно идеален?.. – прошептала она тихо, дабы лишь Мольер смог услышать эти слова, произнесённые скорее с повествовательной, чем вопросительной интонацией. Молча наблюдая за тем, что творится в бассейне, она машинально потёрла правую руку, которая после перемещения начала нещадно жечь. Странно, этого не должно было произойти… Надо тщательнее изучить побочные действия снимающего раствора.
  - Нет, конечно, нет, - улыбка не слетала с лица Шатани после тирады Мольера. Смотря чуть выше глаз, на брови, Верховного бога, она, едва понизив голос, произнесла: - Всё было готово ещё две недели назад, но было необходимо время, дабы проверить некоторые побочные эффекты. Скажем, мы узнали, что яд не имеет противоядия и действует на подобных нам (моего отца и меня) в меньшей степени, ведь мы всегда ходим бок о бок со Смертью.
  Дочь Мастера Смерти вздохнула и перевела взгляд с бровей возвышающегося над ней бога, на его левое плечо, сунув руку в скрытый под скалками карман туники, достав тот самый флакончик. Открыв его, она вытянула руку с отравой над бассейном, где находились ничего не замечающие боги, уже скрытые тем туманом, что приняли черты Шатани. Теперь капля яда, которая лишь коснувшись воды, могла убить всех, находящихся там балансировала на грани между своими собратьями и неизвестностью. Равнодушные глаза Шатани теперь прямо смотрели в глаза Мольера.
  - Но как я могла предположить, что здесь будет столько… свидетелей. Как мне поступить с ними, Бог?

Пристальные взгляды, что бросал Мольер на Шатани, его бахвальство – это приводило девушку в недоумение, но она стоически молчала, пологая, что подобное и должно происходить. Отчаиваться? Из-за чего? Размышляя об идеальности много ранее, ещё во время экспериментов, молодая богиня начала принимать тот фактор, что каждый идеален по-своему и лишь самые сильные, либо дураки пытаются доказать свою идеальность во всём. Отнести Мольера к последней категории? Ах, простите, она слишком высокого мнения о своём Создателе, чтобы считать его старшего брата не очень умным существом. А значит, придётся мириться, ведь не затыкать же рот Верховному богу, право слово.
  Прикосновение Мольера к бинтам вызвало страшную боль, такую, что даже боги не могли проконтролировать её. Боль, любовница Шатани во всех начинаниях, теперь предала её, впилась в костный мозг, выцарапывая в сознании молодой богини странные слова, подчиняющие её рассудок. Огромным усилием воли, страшным рывком девушка вырвалась из небытия. Шатани тяжело задышала, зрачки расширялись и сужались в такт сердечному циклу (0,8 секунды). Зачем он это сделал? Промелькнуло в голове богини. Хочет показать то, что я итак знаю – свою силу и власть надо всеми нами?.. Чёрт, да откуда он вообще мог знать, что прикосновение к этой ране вызывает такую боль. Почему ты не предупредил меня о том, что скрывается за этим существом, отец? Теперь Шатани понимала те слова – «не торопись, первое впечатление порой бывает ошибочным». Но можно же предположить, что Верховный Бог ничего не знает и что действия его случайны. Сестре Смерти хотелось верить в это. И его слова. Потрепал?.. Мозг Шатани словно был в какой-то белой дымке, подобной тому туману над бассейном. Словно боль выбила её из привычной колеи. Она покорно кивнула на слова Мольера и перевела взгляд на одного из молодых (но всё равно превосходящих её в возрасте) богов. Сторонний наблюдатель не заметил бы изменений в девушке, разве что яркие огоньки в её глазах потухли, превращая их едва ли не в стекляшки…

  А тем временем, в ответ на вопрос Шатани Верховный бог долго не думал. Значит даже так? В глаза богини вновь вернулся привычный «огонёк» и она открыто улыбнулась уголками губ.
  - Конечно.
  Лёгкий удар изящным указательным пальцем по той части флакона, что была направлена открытой стороной на бассейн, и судьба богов решена в одно мгновение. Вязкая капля, словно в замедленном кем-то неизвестном действии, она летит и аккуратно касается воды. Миг, и вода эта превращается в некую серую консистенцию. Боги ничего не успевают понять, резко превращаясь в камень. Они застывают на веки. Вода очищается сама собой, яда в неё больше нет, бесследно исчезнувший яд невозможно обнаружить.
  - А это ещё один минус, если убиваешь кого-то как сейчас, без крови, - Шатани приподнимает брови, всё также, но теперь с добавлением какой-то маниакальности, улыбается. – Они не только не корчатся, но и сила их пропадает, ни собрать, ни уничтожить, - девушка произнесла эти слова с какой-то затаённой горечью, она и вправду жалела об уходе силы в пустоту.
  - Последствия окаменения предотвратить сможет разве что опытный Мастер, за доли секунд он сможет запечатать силу яда в той части тела, которой оный коснётся первой, - в этот раз на лице Шатани не было улыбок, оно само словно стало каменным, равнодушный голос и отсутствие привычных огоньков в глазах. Одновременно с этими словами она начала разматывать бинты на своей правой руке, оголяя серую плоть. В некоторых местах окаменевшая рука словно треснула. Под этим разломанным серым слоем, образовывающимся после яда, была заметна красная, мясистая часть. – В течение двух недель после этого необходимо принимать поддерживающее лекарство (о нём написано в отчёте), но выживаемость в этих случаях как один к тысячи. Мы проверяли, и я единственная, кто справился… А ведь это был не полный раствор, всего 3\4 от того, что я держу в руке, - Шатани, однако, умолчала о том, что рецепт, данный в докладе, не является полным, и всё равно не сможет дать такого же эффекта как то, что сейчас она поспешно спрятала в карманах туники.

Несомненно, Мольер был удивлён, но скрыл своё удивление за ничего не значащей фразой. Интересно, знал ли он, что лишится такого количества многообещающих богов средней руки? Счастье, что здесь я, а не Дахель, он бы разнёс эти термы ещё в телепортации. Про себя Шатани усмехнулась собственным мыслям и перевела взгляд на Верховного бога, который несколько минут назад погладил девушку по голове (Сестра Смерти не обратила на это внимание, а прикосновение ощутила лишь сейчас, когда, наконец, оторвалась от своих мыслей).
  - Кто сказал, что нельзя уничтожить? – одной силой мысли дочь Мастера Смерти превратила две статуи в груду обломков. – Всего лишь нельзя забрать их силу себе, хотя, Вам, либо брату вашему, Халлу, наверняка отошла изрядная доля… - девушка вздохнула и устремила взор немигающих карих глаз в сторону бассейна с прозрачной, золотившейся в лучах солнца, водой. Туда, где остались две замечательные пары скульптур. Они, как отметила про себя Шатани, вышли самыми удачными, наверное, потому врождённый дизайнерский вкус её уничтожил именно те две, что казались самыми несимпатичными. Четыре бога, они вышли великолепными, словно лучший мастер Империи трудился многие года, дабы запечатлеть подобную красоту. Подобной реалистичностью нельзя не восхититься, однако, когда узнаёшь, что за этим стоишь, непременно задумываешься: может над твоим бокалом уже склонилась рука с ядом. А пока что Шатани принимала похвалу, в которой, собственно и не нуждалась.
  - Рада, что Великий бог не мелочен и готов отдать небольшое количество душ для получения желаемого, - девушка хмыкнула и провела рукой, на которой вновь красовались бинты, по лбу, собирая упавшие на глаза волосы за ухо. Этот характерный для смертных жест удивил саму же Шатани – она старалась избегать подобного, становиться подобной тем, кого считала расходным материалом. Взамен?..
  - Приятно так же, что Вы столь высоко оцениваете нашу службу Империи, - скучающим, безразличным тоном произнесла Шатани, но глаза её блеснули. – В наших лабораториях сейчас ставятся эксперименты над второй сущностью (напомню, что это Вы захотели усилить потенциал богов, раскрыв скрытое), но кончился материал. Хотелось бы получить партию в сто божественных душ, по силе, по меньшей мере, сходных с теми, что обращены сейчас в камень, но никак не подобных тем, что приходят обычно. Нужны крепкие боги, иначе эксперимент провалится. Это всё.

- Как же много ты болтаешь не по делу! Злость Шатани была обоснована, но Мольер был последней причиной для раздражения, и прекрасно понимающая это девушка старалась скрыть свою… усталость. Нахождение вдали от дома в подобном состоянии, когда любой обыкновенный бог уже не смог бы не только встать, но и говорить, да ещё и применение магии. Да на кой чёрт ей вообще сдалось уничтожение пресловутых статуй! Зачем, спрашивается, она показывала владение столь сильным желанием – ведь статуи действительно можно было уничтожить, лишь приложив огромные усилия, – когда можно было просто промолчать. Язык мой – враг мой. Вздохнув, Шатани вновь перевела взгляд на бассейн. Хорошо бы в нём поплавать, отдохнуть. И вновь вопрос.
  - Меня зовут Шатани. Но потомкам вашим не следует знать имя моё, ведь это опасно для них же, - свой уставший голос она легко заменила скучающим тоном. Пусть Верховный бог обидится, но не заметит её слабости, те чувства, которые запрещено проявлять под угрозой развоплощения сущности. Шатани позволила себе послать улыбку кончиками губ, но на Мольера не смотрела, пытаясь мысленно отдохнуть в водах бассейна, прикрыв совсем немного глаза. Сестра Смерти концентрировалась на одной точке, позволяя себе словно подняться над Вселенной и улететь туда, где никто не сможет её потревожить. Собственно, это место было знакомо девушке с самых первых дней её сотворения. Пустота, в которой вдруг резко появлялись, а затем не менее резко менялись картины: то мелкая речушка, несущая свои воды в море; то водопад, обрывающийся на склоне, падающий и разбивающийся на мириады брызг, открывающий прекрасный вид и задающий свободное падение; то поле, по которому так приятно было бегать, перебирая лапами, после превращения в одну из тех огромных кошек. Всё это было привычной картиной, которая могла помочь пережить боль, страх, усталость. Шатани называла это «трансом».
  В транс девушка привыкла входить во время тренировок (пыток, какие ещё могут быть тренировки у Мастера Смерти?) с отцом, изнуряющих экспериментов, транс помогал ей не обращать внимания на пресловутую боль, позволял измождённому телу отдыхать прямо во время разговоров или действий. Отец называл это даром – уметь столь ярко представить ту или иную картинку и поселиться в ней, одновременно следя за местностью, замечая же все действия и чувства оппонента, изменения в окружающей среде и другие необходимые вещи. А Шатани именно селилась в своём воображаемом доме, где она могла быть кем угодно, где могла делать всё, что ей не захочется, где она была так свободна. Она вела за собой на битву; она вела долгие беседы с другими сущностями (конечно, ей «отвечало» её подсознание); она вела себя так, как хотелось её душе. И казалось, будто раны, нанесённые ей, заживают гораздо быстрее, словно они уходили туда, в это самое состояние, покидая юную богиню раз и навсегда.
  Так называемый транс разделялся на три состояния – лёгкий (когда, собственно, Сестра Смерти могла даже сражаться), умеренный (более удобный при разговоре с собеседником, когда девушка ещё могла вырваться из этого состояния) и глубокий (иногда его называют ещё «провалиться в забытье»; более похож на сон, так как реакции на окружающие предметы не происходит). Сейчас девушка находилась в промежуточном состоянии между лёгким и умеренным трансом, уверенно балансируя, словно канатоходка в цирке смертных, между гранями двух поглощающих пропастей. Она словно стояла на тонкой верёвочке, что была протянута над ущельями, которые так или иначе не могут соприкоснуться. И Шатани было интересно балансировать на этой ниточке, получая новые впечатления от происходящего.
  Ещё одна интересная особенность этого состояния – инстинктивное считывание мыслей окружающих. Подобный фокус не прокатывал с Дахелем, но и с Мольером сейчас. Но Шатани даже не была удивлена, внутри себя, предполагая, что через защиту одного из трёх верховных богов она пойти не сможет, как и более низкие по статусу боги не смогли бы пробиться сквозь её собственную, инстинктивную девятеричную стену. Это, по словам Мастера Смерти, тоже был дар.
  Почувствовав прилив сил, Шатани отвела взгляд от воды и перевела его на лицо Мольера, и вновь пробежавшись по тонким чертам его, поднялась до бровей, избегая смотреть в глаза Верховного бога. И ещё одна пустая похвала, за которой стояло какое-то странное, не понятное дочери Мастера Смерти чувство. А затем согласие на просьбу, не важно, какого характера, не важно, как данное, но согласие.
  - Говорят, что теперь за каждое действие нужно брать расписку… Вы дадите её? Сотня превосходных душ, что должны быть поставлены в строжайшей секретности – дело не простое, - Шатани улыбнулась, доставая из левого кармана свернутый свиток. – Всего одно прикосновение вашей печати, господин.

  Просьба – или приказ, тут уж как посмотреть – Верховного бога пролетела мимо Сестры Смерти, совершенно не задев её. Но появился слуга с вином. Он что, убить меня хочет? Или и вправду не понимает, в каком состоянии я сейчас нахожусь? Шатани перевела глаза на слугу, начав выпивать его силу, но, поморщившись, отвернулась и отошла шага на два от Мольера. – Мне нельзя пить. Это был прямой приказ, - задумчиво произнесла Шатани, думая, как бы её поскорее смыться, но одновременно понимая, что если не отдаст флакончик Верховному богу, то отсюда не выберется. Переведя взгляд с бассейна и назад, под ноги слуги, она приняла решение.
  Флакончик с ядом легко оторвался от рук девушки и, упав, разбился… Но не там, где надо! Толи Шатани не рассчитала бросок, толи проблема была в том, что её голова работала в какой-то странной заторможенности, но флакон разбился прямо у ног Мольера, выпустив из себя серый дым, мгновенно убивший слугу, окутавший Верховного бога и ближайшие к нему три метра в диаметре. – Я убила его?! На смену усталости пришёл страх, и одновременно, невостребованная гордость.

Шатани никогда бы не подумала, что Верховный Бог, тот, что правит всеми, может так ругаться. Это было бы также сложно представить и осмыслить, как президента одного из миров, входящего в обычную деревенскую школу этого же мира. И пусть сравнение уж очень приземлённое, и даже, наверное, недостойное. На лице у Сестры Смерти сейчас была какая-то странная безумная улыбка. Девушка не понимала, что происходит, всё окружающее было в тумане, а чёток был лишь Мольер, на которого хотелось смотреть в последнюю очередь. Я провалилась? Нужно было лишь припугнуть, а тут… о, Небо, я чуть не убила Верховного Бога! В голове замелькали образы, но страшнее всего была ярость отца, когда он узнает. Если он ещё не знает. Дура!.. Уже знает. Но что увидало в его голосе, Шатани расслышать не успела, а связь уже прервалась. Да что же тут происходит? И почему я задаю себе этот вопрос?
  Горячая рука легла на шею и дочь Мастера Смерти едва удержалась, чтобы не вздрогнуть. Даже сейчас, когда Верховный Бог получил власть над ней, нельзя показывать страха. А впрочем, какая разница, умрёт она или нет. Наверное, даже хорошо, если умрёт, если ей позволят умереть, прекратят все её страдания. Как жаль, что она не смогла проглотить яд во время экспериментов, как жаль, что покорность – врождённый фактор, от которого избавиться невозможно, и даже постараться нельзя. Убей же меня. Жилка на шее отчаянно билась, а Шатани отчаянно боялась неизвестности, подчиняясь реакции своего организма и ведя себя как смертная. Тело охватил странный холод. Магия?.. Желание.
  Звонкий удар, и даже нельзя увернуться или перехватить чужую руку, нанёсшую его. Как же неприятно и унизительно, но она не освободит тот комок, который давит на горло. Шатани попыталась хотя бы опустить голову, но и это действие ей не удалось, ледяные змейки (?) плотными кольцами сковали её тело, отрезвляя. Но лицо горело ярким огнём, и эта страшная контрастность причиняла боль. Как хорошо, что никто не видит. И как хорошо, что это не Дахель, а Мольер.
  Первым, что почувствовало воду – это грудь. Именно она и взорвалась болью, и за доли секунды Шатани успела обругать себя за то, что не догадалась хоть что-то одеть под свою тунику. И вот теперь: легкая одежда не смогла спасти Сестру Смерти и только чудом, что не порвалась, а лишь намокла. Девушка открыла рот и закричала, но звука своего голоса не услышала, лишь рот наполнился водой, и богиня дёрнулась, но безрезультатно. Она шла ко дну, к Смерти. Как странно, что судьба вдруг сделала её такой подарок, и всего спустя несколько минут избавит от мучений. Главное – это не задерживать дыхание, но ведь организм делает это рефлекторно, тем более пошло почти две минуты. Десять. Девять. Восемь… Мозг перестаёт мыслить, в нём лишь образ девушки с нарциссами в руках. Семь. Шесть. Пять. Четыре… Сознание почти угасло. Три… Внезапно чьи-то сильные руки вытаскивают на поверхность, прижимая к себе. Рефлекторный вздох и кашель, лёгкие расширяются, но она всё также не может двигаться. Шатани охватывает ярость. Почему, почему именно в самый решающий момент кто-то попытался её помешать. Девушка пытается разлепить веки, но это не удаётся. Она открывает рот, но из него вырываются лишь хрипы.
  Такого чувства беспомощности она ещё никогда не испытывала, чтобы хоть как-то упрочить своё положение перед кем бы то ни было, она резко двигает головой вверх, и зубы сами закрываются, касаясь чего-то мягкого и тёплого. Они прокусывают это «нечто» насквозь и рот чувствует чужую кровь. Но голова тут же уходит назад и немного влево. Глаза, наконец, открыты и теперь в них прочно угнездилось то, что нужно было скрыть – страх. Но жажда крови, которая стекает по губам Верховного Бога, по подбородку, на шею... Ч ё р т  в о з ь м и, как же красиво и возбуждающе это выглядит. Ч ё р т  в о з ь м и Создателя за то, что он поселил в её голове такие желания и чувства. Шатани не может сдерживаться и прислоняется губами к шее, слизывая красную струйку. Она поднимается чуть выше, к подбородку, мягко касаясь едва ли не звенящими от напряжения губами начала новой кровавой развилки. И всё равно, кто что подумает. И всё равно, что отец изобьёт до полусмерти. Действительно всё равно.