«Если в мире ранее утро, то какое время в Бездне, увы, никогда не понять. Сплошная, затягивающая чернота и только иллюзии помогают выжить. Лишь некоторые лишены этих иллюзий, те, кто смог угодить хозяйке всея безобразия – Шатани. Однако, всем известно, как редко это происходит, потому все плутают в бескрайней темноте в поисках огонька света, совершенно не понимая, что он тут, рядом. Удивительное место эта Бездна. Вроде и маленькое, едва квадратный километр наберётся, однако люди друг с другом не сталкиваются, да и не находят спасительный огонёк, маяк, который, если смотреть сверху находится так близко. Однако же нет, и тут облом, вкусно откушать с госпожой подземного царства можно лишь по приглашению и...»
Девушка махнула рукой и на голову подбежавшему бесёнку шлёпнулась толстая папка с огромным количеством листков и записок. В полёте она раскрылась, и маленький уродец тут же начал собирать упавшее, аккуратно сдувая былинки. Шатани, пару секунд ранее бросившая папку с недочитанным трактатом о себе любимой скривилась. – Неуклюжий олух! – бесёнок лишь ниже опустил голову и налитые кровью глазами и продолжил «трудиться».
Девушка лет семнадцати напрягла спину, слегка выгнувшись, чтобы размять мышцы, но тут же вернулась в исходную позу и продолжила прерванное занятие. На коленях у неё была папка с листами для набросков и остро отточенный грифель, обёрнутый в какую-то кожу. Стоит отметить, что подобных карандаша у Шатани было два:  один для выделения четких фигур – твёрдый, и один для разрисовки и набросков – мягкий. О туче же сменных грифелей говорить не приходилось, ибо не зря бесы в прямом смысле слова сдирали кожу с тех, кто хотел поработать, сделав карандашик для богини, и сделав его плохо. О рисунках же тоже стоит сказать особо. Над каждой картиной девушка могла трудится месяцами, тщательно прорисовывая и дорисовывая детали, и не показывая работу которая была бы ей отвратительна, тщательно сжигая её над огнём, которого в Бездне было не занимать. Сторонний наблюдатель немало удивился бы, увидев, что нарисовано на этих листах. Портреты, натюрморты, пейзажи вызывали восхищение у лучших художников мира, но ужасные бесы, которых оживлял Морфий, населяя ими сны людей. Могли заставить проснуться в холодном поту, или не пробудиться совсем, отправившись прямиком в Бездну. Жуткие же оргии и ужасы могли бы повергнуть в ужас любого, кто их увидит, сколь много он не повидал бы. Сейчас девушка аккуратно водила самодельным карандашом по лицу симпатичного юноши, легко набрасывая самые незначительные штрихи, придающие изображению красоту. Незнакомец, смотревший с портрета, улыбался приятной, но грустной улыбкой. Волосы Шатани закрывали изображение, потому её отношение к юноше разглядеть было невозможно.
Бесы уже давно перестали «работать» и уже в открытую наблюдали за хозяйкой, которая, как им казалось, ничего не замечала. Они собрались тесной группкой, перешёптываясь, однако, не решаясь подойти или заговорить громче. Казалось, они о чём-то спорили, что-то решали, однако не могли прийти к согласию. Наконец, составив дальнейший план действия, они подтолкнули одного из себе подобных вперёд, ближе к креслу с высокой спинкой, где сидела их госпожа.
Дальнейшие действия произошли с астрономической скоростью. Бесёнок выхватил портрет из рук, понёсся с ним по длинному залу, к поджидающим бесам, но не добежал. Листок вспыхнул в его непропорциональной лапке, огонь перекинулся на кожу и лизал её до тех пор, пока бес не расплавился. В воздухе запахло палёной резиной. В который раз за вечер Шатани поморщилась. – Уберите это, и убирайтесь сами! Прочь! – рявкнула она на засуетившихся бесят. Мигом выполнив уборочные работы, они выбежали из залы, с громким стуком захлопнув дверь.
Consuetudo est altera natura* Девушка, наконец, смогла собраться с мыслями и подумать. Переучивать бесов богиня не стала бы, так как это было пустой тратой времени, коей она не планировала заниматься. Они понимали только язык боли и приказаний, чем Шатани активно пользовалась. Изобретая с их «помощью» новые пытки. Взяв со столика небольшой блок бумаг, наскоро, но прочно скреплённых верёвками и нестираемый грифель, она приписала только что изобретённый способ с ещё тысячи подобных. У девушки была довольно богатая фантазия, повторений в тяжёлом блоке не находилось, хотя злые языки утверждали, что многие способы похожи. Льстецы же нахваливали каждое слово, не подозревая о том, что трактаты из этого томика будут применяться к ним.
Протянув руку, Шатани взяла со столика очередную порцию бумаг. В Бездне раз в календарный месяц позволялось написать какой-то доклад или донос, ибо вопреки всем трактатам люди пересекались или же даже ходили определённое время группами. Впрочем, чем кончалось подобное – известно всем. Одному нож под рёбра, другому стрелу в горло. Однако, как известно, второй раз в Бездне не умирают, потому людей просто отрывало друг от друга, и они вновь начинали сходить с ума.
Устроившись поудобнее девушка взяла первый донос «на ближнего своего» в руки, и в этот момент её настиг вызов. Подобные ощущения вызывал лишь один – её братец Мольер. Что же тебе тут понадобилось? Столетиями не заходил, и вдруг заявился, - подумала девушка и добавила уже мысленной речью, обращаясь к брату и открывая замки и запоры своего дворца, дабы он смог пройти: - Входи.
* привычка - вторая натура (лат.)

Сильные не рождаются в этом мире, рождаются только слабые, старающиеся поддерживать иллюзию своего могущества и силы. Все в этом мире лгут и изворачиваются, как могут, стараясь прожить. Скажите, зачем помогать кому-то близкому и завязать в трясине, ожидая пока такой же, как и вы, глупец, протянет вам руку? Пройдите мимо, плюньте на него, и, наконец, для очистки совести утопите, окончательно погрузив с головой в жижу проблем и неверия. Прячьтесь, играйте, а когда придёт ваш момент, снова начинайте страдать и стенать на жизнь, Богов, и тех, кто обидел вас любимых. И знаете, ведь сильных духом в этом мире нет, есть лишь те, кто пытается парадировать прописные каноны. Удачно или нет – тут для каждого своя грань, за которую они ступают. Но сейчас все дороги идут в одно место – Бездну, страшное место, которое для некоторых людей является домом. Вернее не людей, ведь они давно изжили в себе всё человеческое, либо усилили самые дурные и сильные стороны, что бы служить той, что ждёт их службы. Они свободны, но рабы; они могут улететь, но словно птицы заперты на замок. Они покорены собой, но и являются властителями своих страхов. И они не будут играть в игры глупцов, они...
Внезапно Шатани вспомнила о сидевшем напротив неё Мольере. Как он здесь появился? Волна смятения захлестнула богиню, но лицо осталось непроницаемым. Внезапно поняв, что сама впустила братца, она устыдилась себе, но виду вновь не показала. Изобразив на прекрасном личике удивление приходу такого высокого гостя, она устроилась поудобней, чтобы выслушивать объяснения. Поверить в то, что Мольер может заявиться просто так, Тёмная не могла.
- Итак, сестрица, я начну без особых предисловий. И, естественно, мой приход сюда не является актом миротворения в сторону улучшений наших отношений: то есть, как ты понимаешь, меня мало интересует, какой по счет способ пытки ты только что записала в свою милую книжку, - многообещающе начал Мольер. Шатани всегда раздражала манера братца изъясняться в этом тоне. И она, конечно, почти знала, о чём пойдёт разговор, ведь даже Хозяйка Бездны заметила, что происходит в Рейнсоне, может знала? По мановению руки Бога, от Мольера отделилась одна из нектарососущих и уселась на нос девушки. Не было не щелчков пальцами, ни каких либо других действий, но сея прелесть, по мнению братца, конечно, сгорела дотла. - Прошу прощения, сударь, - девушка спародировала манеру братца отвечать, вернее его слова после раздавленного беса. Однако, как и Мольер, Шатани не испытала никаких чувств раскаяния, ведь прекрасно знала, что существа Химмела не выдерживают в Бездне более десяти минут и наоборот. Она, можно сказать, дала существу смерть без особых мучений, что, в конечном счёте, было гораздо добрее обязательных пыток перед смертью в её царстве. Шатани прикрыла глаза.

Казалось, прошло лишь одно мгновение. Веки девушки встрепенулись, и она, повернув высоко посаженную голову к брату, соизволила ответить: - Выкладывай, зачем пожаловал и какого беса тебе от меня надо. Конечно, «какого беса» было всего лишь выражением, однако в устах Шатани оно звучало очень правдоподобно. Будто она и вправду решилась подарить одного из своих прислужников Мольеру.

Невыносимо. В голове словно взрывался, один за другим, заряд сумасшедших алхимиков. Мозги кололо, раздирало, и оставаться спокойной, усиживать на этом проклятом кресле в такой позе она не могла. Приняв совершенно нормальную позу – то есть, опустив сначала правую ногу, а затем левую на мраморный пол – она устремила свой взгляд на Мольера и прислушалась к тому, что говорил брат. А послушать следовало. Голос его звучал как всегда твёрдо и уверенно, и Шатани оставалось только восхититься – насколько же самовлюблен Создатель! Начиная, вроде, нормальным тоном он то и дело срывался на пафос, но девушка была готова слушать и внимать, ведь потерять источник силы – значит погибнуть; потерять власть – значит стать слабой. Но ведь и, наконец, интересовало её то, что заставило прийти к ней брата, так неохотно посещающего Бездну. Сейчас же казалось, что его не оторвать от этого места. Жестикулирующий, он сейчас представал перед Шатани совсем другой фигуркой, горячо любимой, но погибшей в божественной войне.
***
- ...А завтра будет бой, правда? Ты не боишься? – девушка смотрела на юношу карими глазами полными страшной боли и отчаяния. Они сидели на берегу моря, и она прижималась к плечу того, кого полюбила. Странное состояние, когда ты вроде и хочешь использовать человека для своих целей, и вроде боишься причинить ему боль. Никто не знал об этих странных чувствах, ведь все считали, что Тёмная просто использует бога в своих целях. Глупцы! Безмозглые, недальновидные. Но кто сейчас будет думать о них, когда рядом тёплое плечо; рука, гладящая по волосам, старающаяся успокоить. И вот уже слёзы катятся из глаз на эту грешную землю, но надо снова взять себя в руки, высушить слёзы и отговорить этого самовлюблённого идиота.
- Тебе туда нельзя! – уверенно произносит Шатани и смотрит в его ярко синие глаза, оттенок которых она немного позже получит в наследство. Он улыбается и прижимает её к себе, желает ободрить.
- Ты запрещаешь мне? – он ухмыляется и говорит мягко, но смотрит на неё с укором. Девушка отвечает ему гневным взглядом, но она явно не сердита, просто так её легче выразить свои эмоции, и он понимает. – Ах, оставь этот взгляд! Всё было решено за месяцы, за годы! – теперь она хочет броситься на него с кулаками, врезать этому... этому... И снова слёзы. Почему сегодня она не в состоянии контролировать себя?
В ста метрах от них, на море, взметнулась и тут же утихла волна. Шатани старалась, как могла, контролировать себя, бороться, но ярость, гнев и отчаяние переполняли молодую богиню, и она глотала солёные слёзы, часть которых попадала на нагрётый солнцем песок. Наверное, если бы они не были богами, то давно бы поджарились на этой земле, но адское пламя нагретого солнцем песка не обжигало двух возлюбленных, и они могли в одиночестве смотреть на заходящее солнце.
- Решено? Неужели ты не видишь дальше своего носа? Ты... ты можешь уйти! Ради меня! – Тёмная следила за его лицом, взгляд был суров и непреклонен, но одновременно нежен, словно она была маленькой девочкой, неспособной позаботиться о себе. – Ты можешь сражаться в арьергарде! – в отчаянии крикнула богиня, но в ответ получила лишь отрицание, бог качал головой и смотрел на неё грустным взглядом. – Ничего не решено, и... и ты сам хозяин своей судьбы!
- Ты права, - Шатани возликовала, но, как оказалось со следующими его словами, понапрасну. – Я сам могу решать, что мне делать. И я решил. Я вступлю в бой, - его синие глаза пронзали богиню насквозь. – Я желаю тебе только добра, потому не приходи завтра, иначе всё будет намного хуже. Я не смогу защищать тебя! – Шатани не выдержала, и, сбросив с себя руку бога, вскочила на ноги, смотрев на него теперь сверху вниз.
- А ты не подумал, что я не нуждаюсь в твоей защите?! Я могу сражаться на равных с любым, слышишь?! Я также сильна, как и все в нашем роду! Я сильнее их всех, я убью их, я... я... – сердце Тёмной обливалось кровью, боль и страх смешались с отчаянием и полной отрешённостью. Бог обнял её ноги, и, не удержавшись, Шатани рухнула на него. Любимый посадил её к себе на колени, но девушка никак не реагировала. Из глаз всё также катились слёзы, но эти глаза были совсем другими. Они стали такими же синими как у него. Насмешливыми, отрешёнными и такими горячими.
***
Мольер, казалось, словно читал её мысли – или права народная примета, что у дураков мысли сходятся? Впрочем, Шатани ни себя, не Мольера к дуракам не относила, а внимательно смотрела на «битву». Тогда все подумали, что она не пришла, послав своего «слугу», они не знали, что тот никогда не раболепствовал перед возлюбленной. Но ей ли решить, что будут думать окружающие? А там, сражающиеся столкнулись, и начался бой. И она увидела себя, держащуюся в арьергарде, и как погибает он... И ярость, неумолимая ярость захлестнула Тёмную.
Пытка кончилась, и братец снова сел, вернее даже «упал» в своё кресло, и что-то произнёс. Но Шатани не слышала. Она неотрывно вглядывалась в лицо Мольера, который, как ей казалось, был погружён в прошлое. Но вот и он «вернулся», и зря, ведь богиня больше не могла сдерживать себя. Она встала, пошатываясь, шагнула на одну ступеньку. Их разделяло всего пять метров, бежать он не успеет. В руке появился меч о полуторной рукояти, глаза наливались синевой ярости и отчаяния, и такая боль сквозила во взгляде Шатани, что любой бы захотел провалиться под землю. Но не Мольер?
Шатани спустилась ещё на одну ступеньку ниже, всё также покачиваясь, и вглядываясь в лицо Мольера. И словно не она поднимала руку с мечом, желая его... бросить?! Мимо пробежал бесёнок, и меч, явно «поддерживаемый» магией с хрустом врезался в него. Пелена спала с глаз Шатани, и она рухнула на ступеньку перед троном, облокотившись на него, и тяжело задышала. Найдя в себе силы говорить, она повернулась к слоящим в углу бесам и отдала приказ на странном, гортанном языке. Те покорно кивнули, и исчезли. В зале остались только она, брат и мёртвый бесёнок, из тела которого уже исчез меч.
- Ты хочешь знать о Ярне? – Шатани уже пришла в себя полностью, но всё также сидела, прислонившись к трону. – Два года назад Ярна приходила ко мне, со странной просьбой – она просила вернуть в живых двух смертных: женщину и двух детей тринадцати и семнадцати лет. Стоит ли говорить, что я отказалась? Все архивы с душами уже были переданы тебе, а подниматься в Химмел у меня желания не было. Но Ярна упрашивала, и я крайне подивилась этому! С какой радости ей просить за смертного, который примерно полтора года назад потерял жену? Я намекнула ей на то, что богам любить смертных не желательно, и пусть она подыщет себе другую пару, - Шатани перевела дух, - но Ярна полностью опровергла мои слова. Здесь позволь умолчать. Сестра ушла.
И всё же, с ней происходило что-то странное, и я решила поинтересоваться. Я вышла на этого человека. Его зовут Ноэль де Шуар. Он алхимик разрушения (кстати, очень хороший), наследник приличного состояния, три с половиной года назад потерял жену и двух детей – их забрала оспа. Не представляю, как он спелся с Ярной. Но я под видом герцогини познакомилась с ним на балу, который устроил О’Брайн, предложила переписку... – Шатани ненадолго задумалась, и мотнула головой, словно прогоняя воспоминания, - ты знаешь, он прекрасно рисует... – она снова «ушла» от реальности, но почти тут же «очнулась». – Мы переписывались какое-то время, я была занята, он жаждал встречи со мной, и полтора года назад я решила уступить.
Гонец от него пришёл странный, да и место выбрано неприятное – на границе с заброшенным портом. Но, ты же знаешь меня, - она куснула губу и в руке её возникли привычные бумага и грифель, - я не придала этому особое значение. По правде сказать, письма от него были странные, совсем не похожие на людские... но мне нравилось. По привычке, я пошла пешком, благо проявилась я всего за пару поворотов от того места, мда... – Шатани вновь потеряла нить повествования, что-то тщательно прорисовывая, но вспомнив о собеседнике, продолжила, не забывая набрасывать аккуратные линии. – Повернув за угол, я увидела его. Скажу тебе сразу, его вид испугал меня. Он был одет всё также очень прилично, но лицо его больше подходило одному из моих бесов. Нет, оно не было уродливо, но этот взгляд... Я взяла себя в руки и подошла к нему.
Разговор не клеился, словно предо мной стоял другой человек. Через какое-то время он взял меня за руку. В тот же момент значки его расширились и... – богиня вздрогнула, - они поглотили, понимаешь, они накрыли белок, радужку... Спустя пару секунд вместо глаза на меня смотрели... или не смотрели... какие-то чёрные... более похожие на дырки... – Шатани скривилась от отвращения, - короче, его глаза были чёрными, без белка, без радужки, просто беспросветная тьма. В тот же момент я почувствовала страшную слабость. Он словно вытягивал из меня силы.
Я как могла, освободилась. Меня скрючило, я чуть не рухнула на землю, ни о какой телепортации не было речи. Атаковать я не могла, сил просто не было, их хватило лишь на то, чтобы просто вызвать меч. И постораться атаковать. Через боль и отчаяние. Через страх и отчуждение. Я нанесла удар. Странно, но тварь не сопротивлялась, - Тёмная сглотнула. – Пронзила сердце, человек умер, но заклинание не ослабло. Моему отчаянию было предела. Кто дёргает за верёвочки? В голове была каша, я рухнула на колени, меч выпал из моих рук и перерубил поганцу аорту. Оттуда потекла кровь! У убитого была кровь, да какая. Она была чёрная, от неё страшно воняло, сразу разболелась голова, но полегчало телу. Я с трудом отползла подальше. Как только всё вытекло, мне стало хорошо. Сила вернулась и, уничтожив ту странную, чёрную жидкость – да, я дура – осмотрела человека, - богиня выдохнула. Было видно, что рассказ даётся ей с трудом. Она внезапно превратилась в девочку одиннадцати лет. Щуплую, уже отложившую свой рисунок и обнимающую костлявые коленки. – Ублюдок придумал средство, которое могло убить смертного или полубога и сильно ослабить, не убить, бога. Не могу поверить, что он сделал это сам... – она тяжело вздохнула и продолжила, видимо, подходя к концу. – Я прибралась в переулке – оживила щенка, уничтожила запах – и ушла.
Некоторое время я пыталась узнать, кто за этим стоит. Перво-наперво, я подумала на тебя; ты ведь помнишь, три года назад я разгромила твой дворец. С твоей стороны это могло быть предупреждение, - она грустно качнула головой, - но, как и следовало ожидать, мои подозрения не оправдались. Оставался единственный, кто мог бы меня убить – Ярна. Но мне некогда было идти по новому следу, дела заботы... – девушка развела руками, - и я пустила всё на самотёк.
Шатани встала, и, взяв альбом, подошла к Мольеру. – Вот, это он, - произнесла девушка, передавая рисунок Мольеру. – Узнаёшь?