Эта ночь, как и многие другие, что Инверно проводила в мрачных объятьях Рейнсона, не отличалась особой оригинальностью. Разве что в этот раз она решила последить за одним из не в меру увлеченных алхимиков. Призрачное чутье подсказывало, что еще немного - и он может придумать нечто... неугодное. Неугодное с божественной точки зрения. Вечно эти пытающие сблизиться с магией люди выдумывают что-то, чего и в мыслях-то держать не должны. Но что с ними сделаешь? Проследишь и возьмешь на заметку - пока дополнительных действий не требовалось. Радикальные способы без особой надобности никогда не были ей по вкусу, и господин, на первый внимательный взгляд, был довольно мирный.
Ночь была густа, непроницаемо темна и восхитительно туманна - просто идеальная погода для «прогулок» Ока Бога. Плащ тихо шелестел от ее движений, и шелест этот в звенящей тишине, не нарушаемый даже ветром, что сегодня решил не мешать, казался оглушительно громким.
Инверно была сосредоточена исключительно на цели, а потому ничего, кроме ведущей к дому алхимика дороги, не замечала. Да и, казалось бы, зачем? В такие ночи обычно мало желающих прогуляться по мостовым. Разве что воры и убийцы снуют по узким проулкам, но что они ей... Не могут же ее заказать - это, право, смешно. Да и некому это сделать.
Этот дом или тот, что напротив? Полубогиня на краткий миг остановилась, задумавшись.
Этот. Точно этот. Такие смешные загогулины рамы у освещенного свечой окна не перепутаешь ни с чем другим, даже страдая патологической невнимательностью.
Сестра Ночи аккуратно, так, чтобы ее тень не вышла за границы плотных, не пропускающих ни капли света штор, - не дай Мольер спугнуть такое чудо - заглянула в окно откуда-то сбоку.
«О, а вот и наш герой». Тяжелый взгляд карих глаз уперся в неясный силуэт, склонившийся над внушительных размеров книгой. Алхимик и не думал смотреть в окно. Оно и к лучшему.

«Ну двигайся, двигайся же!» - Око Бога была полностью поглощена процессом слежки. Она зачарованно смотрела, как руки алхимика бережно переворачивают страницы, как сосредоточенно он водит пальцем по строкам… И даже не подозревает о том, что совсем рядом, за плотной шторой его окна, прячется живой силы больше, чем он способен создать за всю жизнь. Да и затаившаяся сила была куда чище – дело рук божественных, в конце-то концов.
Вся ее внимательность сейчас была направлена лишь в сторону любителя магии, а потому нечто подозрительное она заметила поздно. Слишком поздно. Секунда – полубогиня успела лишь резко развернуться – и в ее плечо уже крепко вцепилась чья-то не особо дружелюбная рука. Потом на нее еще и навалились всем телом - тяжело, но не достаточно для того, чтобы причинить какую-нибудь внушительную боль – особенности полубожественного происхождения.
Вдобавок к телесному контакту, коих Инверно терпеть не могла, ее еще и прижали к стенке. Спиной почувствовав каменную кладку дома, холодную и омерзительно влажную, она поморщилась и лишь потом обратила внимание на причину своих неудобств.
Краем глаза заметила руку, скользнувшую за кинжалом, а потом услышала и характерный звук. «Весело», - мрачно усмехнулась она про себя. Но… Бездна побери, в чем дело? Ее... «заказали»? Очевидно, что так – на вора сей субъект совершенно не походил, да и лихорадочного блеска фанатика веры  в очах не наблюдалось. И обращались с ней не так бережно, чтобы взять каким-нибудь заложником. Стоило только пошутить на тему «заказа». Эй, Судьба, если ты все-таки существуешь, то воспринимаешь все чересчур буквально, слышала?
На языке вертелся лишь один вопрос:
- Ты знаешь, кто я? – а от ответа зависело многое: либо этот господин чертовски безрассуден и потому бесстрашно полез к полубогине, либо… Просто не осведомлен, что более вероятно. Однако смысл! Его по-прежнему не было. В лицо ее знал лишь один человек, – да и не совсем человек это был, в общем-то – а именно Персефона. Только вот пытаться убить дочь Бога ей – себе дороже.

Инверно не испугалась, не вскрикнула, не совершила еще чего-то в подобном роде - просто не успела. Ее разум занимали куда более животрепещущие вопросы, такие как «как? откуда? почему?», а до волнений о сохранности собственной шкуры как-то не дошло. Быть может, оно и к лучшему - рассудок остался кристально чист.
Впрочем... волноваться, по большому счету, стоило не о жизни как таковой. Умереть-то она все равно не сможет, - а вот попробуйте убить ветер и облака! - зато адская боль в распоротой глотке ей была обеспечена. Или что там с ней собирались сделать?.. Как бы там ни было, а возможный исход этой милой встречи Око Бога нисколько не радовал.
Как и сама эта встреча в принципе.
И вот, только она приготовилась ощутить предупреждающий холод железа на своей шее, (ей почему-то упорно казалось, что именно такую участь для нее избрал сей недружелюбный субъект) как вдруг человек, замерев, внимательно всмотрелся в ее лицо. Она, кстати, не упустила момент и в пределах возможного рассмотрела его, старательно запоминая каждую попадающую в поле зрения деталь, а потом он... отступил. Как-то виновато спрятал руки, пробормотал что-то совсем не таким хладнокровным тоном, который, как казалось полубогине, просто обязан был присутствовать в его голосе. Она удивленно вскинула брови, а, услышав следующую его фразу, и вовсе склонила голову набок.
«Даже та-ак», - протянула девушка про себя и, по возможности твердо, однако с плохо скрываемым изумлением повторила:
- Я спросила, знаешь ли ты, с кем сейчас разговариваешь, - обращение добило ее окончательно - она ожидала всего, что угодно, но только не вежливости. Да и само его поведение, и речи, и тон казались вопиюще неправильными в этой ситуации. Ну не ведут себя так убийцы при встрече с намеченной целью, не ведут. Или... Или не убийца он вовсе? Тогда кто же он, черт его побери?
Чем дальше, тем страньше.

Алый, словно мантия Верховного Бога, лист опустился на распростертую в ожидании руку Инверно. Опустился лишь для того, чтобы в следующую секунду быть смятым и, превратившись в пепел, с громким шуршанием пылью опуститься на землю. И даже не шуршание это было, а скорее треск, мигом распоровший тишину сквозь пелену белесого тумана. Правда, лишь на секунду. Леди Молчание не любит уступать.
Снова посмотрев на странного человека, полубогиня вдруг поняла, что его поведение уже не кажется ей странным. Оно какое-то... почти нормальное, само собой разумеющееся. Казалось, что он чего-то ждет. Вот только сама ситуация от этого яснее не становилась.
Можно было, в общем-то, и уйти - признаться, примерно минуту назад у нее промелькнула такая мысль. Однако не хотелось. Любопытство, недавно направленное в сторону алхимика, теперь переключилось во-от на этого мужчину и вовсе не собиралось успокаиваться, пока не доведет эту встречу до жирной точки.
Он как-то отрешенно покачал головой, а Сестра Ночи, уловив движение, наконец закончила подпирать стену - пожалуй, она и без ее поддержки не рухнет - и, сделав мягкий, искрящийся осторожностью (а мало ли что от таких вот людей можно ожидать) шаг по направлению к человеку. Затем, уже более решительно, взяла чужую руку за запястье, ощутив ткань плаща сквозь тонкую кожу перчатки. Жесту этому было несколько причин: во-первых, так было надо - непонятно, почему, но тем не менее; во-вторых, так она заметит, если он вновь решит достать кинжал из ножен. Заметит прежде, чем он блеснет в свете луны.
И почему-то намного явственнее ощущалось присутствие отца. Если обычно во время пребывания на втором уровне Мира это был не более чем далекий и едва уловимый фантом, то сейчас создавалось впечатление, что Он стоит у нее за спиной. «Забавно», - снова повторила она и даже обернулась. Но, конечно, ничего не увидела.
И снова пытливый взгляд, по возможности - в глаза, и снова вопрос:
- Ты чего-то ждешь?
Впрочем, на ответ она уже и не надеялась.

Вывернулся. Причем весьма умело вывернулся, точно наемник. Впрочем, толку от него сейчас не больше, чем от испуганного ребенка с топором в руке... Кто же еще будет вздрагивать всем телом от шороха смятых листьев? Ну да, пожалуй, вышло слишком громко: тишина сегодня была поистине мистическая, крепко обнимающая своими призрачными щупальцами все вокруг. Даже дышать не хотелось - прозаичный вдох-выдох оглушал.
Инверно прислонилась спиной к дереву и... Хотя постойте, откуда здесь вообще дерево, посреди дороги? «Готова поклясться, оно здесь никогда не росло». Тем не менее, загадочное древо на ощупь оказалось вполне нормальным, и даже не спешило растаять в тумане, подобно миражу.
- И вот что мне с тобой  с тобой делать, молчаливый господин? - она усмехнулась, скрестив руки на груди. Отсутствие ответов ее уже не удивляло, однако начинало чуть раздражать. Создавалось впечатление, что она разговаривает с белесым маревом, устилающим сейчас весь этот грешный город целиком и полностью, а человек только поддакивает, мотая головой, подобно болванчику. Смешно, право.
- Ты ведь... ты меня здесь удерживаешь, понимаешь? - голос был каким-то чужим, не тем чистым, громким и стойким, который Око Бога по праву считала своим, а негромким, бархатным и чуть шипящим. Да и... не собиралась она этого говорить. Мало того, сия мысль пришла ей непосредственно в момент речи. Правдивость сказанного это, однако, не умаляло.
Еще один упавший под ноги алый лист, еще один жалобный треск.

— То, что ты так думаешь, еще не гарантирует правдивость твоих речей, — фраза прозвучала поучительно и насмешливо, так, будто она являлась создательницей этого мира. Мира вечного тумана и поразительно алых листьев, мира удушающей тишины и скользящего меж домов ужаса, мира, призванного пугать и вводить в заблуждение. Но, конечно, это было не так. Этот мир был слишком... слишком человеческим кошмаром, слишком беспричинным страхом. И в то же время он создавал впечатление абсолютной реальности, что было весьма забавно.
Сестра Ночи не знала, откуда она знает все это, не представляла, как все эти мысли пробрались к ней в голову. Казалось, что их тоже кто-то придумал. И это ощущение с новой силой вселяло веру в то, что здесь ничто и ни от кого не зависит. Просто происходит. Совершенно самостоятельно. Не просит разрешений, не позволяет давать советы.
Она неторопливо обошла человека кругом, не сокращая при этом расстояние между ними. Чудилось, что вязкое марево замедляет движения, превращая их из стремительных и резких в по-кошачьи плавные. Тут вообще много что чудилось. Ветра не было (кажется, он отсутствовал даже как явление), воздух был мертвецки неподвижен. Совершая свой «обход» полубогиня окончательно поняла — незнакомец ее действительно «держит». Не физически, но морально. Причем, без каких-либо усилий — и даже элементарного желания — со своей стороны.
— Ты очень... очень живой для этого места. Даже чрезмерно, — изрекла она наконец, снова прислонилась к стволу дерева и, скользнув по нему вниз, присела на корточки. Прикрыла глаза, оставив лишь узкую, затемненную ресницами, щель — вездесущий туман был невыносимо блеклым. — И этой живостью ты заставляешь меня находиться здесь. Я просто не могу уйти. При всем своем огромном желании, которое, уж поверь, имеет место быть — мне здесь попросту нечего делать.
Инверно стянула с головы капюшон, подставляя гудящую голову редким хладным каплям. В тусклой глубине небес зарождался дождь.

— Предельной честностью собственных ощущений. Они не способны лгать, (по крайней мере, здесь) а я чувствую именно то, о чем тебе говорю, — таков был запутанный и несколько невнятный ответ, сорвавшийся с губ полубогини. Она просто не знала, как это объяснить. Объяснить так, чтобы ему, этому странному человеку, стало понятно. Это не была даже так называемая интуиция, это были вполне ясные чувства, плавно превращавшиеся в почти физический гнет. Отвратительное состояние. Осознавать свое, по сравнению с тем же незнакомцем, могущество и безвыходность ситуации.
Не могла уйти. Хотя бы потому, что понятия не имела, куда. Там, наверху, ведь ровным счетом ничего нет. Ни единого признака Химмела. Только глупые, пустые небеса и этот скупой дождь, неспособный даже разойтись в приличный ливень.
«И ведь бывает где-то вот такое небо. Без Бога и его обители», — и ужасная, но удивительно спокойная мысль о том, что богов здесь, видимо, не бывает по определению. «Только вот этот», — кивок в сторону крутящегося вслед за ее перемещениями человека, «...господин». Мило, ничего не скажешь. Единственный представитель жизни этого странного мира, да и тот никчемнее некуда.
— Не то, чтобы живая, относительно твоего — этого — мира я вполне мертва. Я просто... — она запнулась, подбирая подходящий эпитет, — ярче и оттого не вписываюсь в безудержную серость твоего, так сказать, обиталища.
Сказав это, Инверно наконец открыла глаза и, услышав вопрос, уставилась на незнакомца изучающим взглядом, будто бы прикидывая, что бы такое с ним сотворить. В темных очах медленно разгорались искры неподдельной, на первый взгляд, заинтересованности. Создавать видимость она всегда умела.
— Мм, даже не зна-аю... — нарочитая лень сквозила в голосе, — Убить тебя, что ли?..
Не смешная, право, вышла шутка. Впрочем, тихо усмехнуться ей это не помешало.

— А что мне еще остается? — хмыкнула она, приправив сие не обнадеживающее высказывание еще и разведенными в стороны руками. Мол, «сам заставил сидеть под этим грешным деревом, сам и расхлебывай». Данная представительница полубожественной братии никогда не жаловала ограничений свободы в области действий, а тут на тебе — взяли и поставили перед фактом. И где, спрашивается, у этого господина совесть... Да и существует ли в этом мире такое забавное явление?
— Вот и правильно. Боязнь, как правило, не располагает к приятному общению.
Мир тем временем медленно, но верно просыпался — дождь оживлял все вокруг, рассеивал туман, позволял глазу выхватить одинокие фигуры в этой странной блеклой ночи. Хотя, какой там ночи... Неотвратимо близился рассвет, небо ненавязчиво светлело где-то вдалеке. А Инверно... черт, она же не переносит рассветы! Ненавидит до скрипа зубов и безумного блеска в глазах...
Она не успела понять, почему это глупая, уже казавшаяся забытой нелюбовь вдруг решила о себе напомнить, при том вот в такой, с позволения сказать, грубой форме. А именно обожгла яростью, заставив всем сердцем, люто и бешено, воспылать ненавистью, да такой, что от нее начинало темнеть в глазах. Кто бы мог подумать, что жалкое природное явление способно вызвать такую бурю.
А потому следующий вопрос пришелся... несколько некстати.
— Как же его может не быть? — вкрадчиво пророкотала  девушка, в голос которой уже пританцовывали чарующие нотки – еще не гипноз, но нечто, явно заставляющее не волноваться. Зачем, спрашивается? Собеседник и без того был более чем спокоен. – Смысл есть во всем. И сейчас он ясен, как летний день. Ты не находишь?
Дочь Бога сладко потянулась, как после долгого сна, и неспешно направилась в сторону «хозяина мира» — именно так она окрестила сего незнакомца. Вновь взяла его за запястье, теперь уже не в целях безопасности. Руки ее были горячими, почти обжигающими – разбуженная дурной яростью нория давала о себе знать.

В голове шумело. Противно, назойливо. Хотелось хорошенько тряхнуть головой, так, чтобы каштановые (или уже аловатые?) волосы пламенем рассекли воздух, такой приторно туманный еще несколько минут назад. Но… не получалось. Ее будто приковали невидимыми цепями к этому человеку, нория разгоралась все сильнее, требовала выхода и не терпела отлагательств. Эта сила диктует свои условия — полубог должен быть «слишком живым», очень и очень ярким во всех смыслах этого слова. Пламя падко на эмоции.
— Да, да… Да, — безотчетно твердила она в ответ, голос ее срывался на звериное то ли рычание, то ли шипение, угрожающе-тихое. Полубогиня не замечала, что все сильнее и сильнее сжимает чужое запястье — словосочетание «стальная хватка» в данном случае не будет преувеличением. А вот и вторая рука попала в «капкан»; чудовищный жар уходил в людскую плоть, мир будто замер в ожидании.
Или… действительно замер? Если бы сейчас кто-то решил посмотреть на сию, без сомнения грандиозную, картину со стороны, он увидел бы застывшие в падении капли дождя и алые листья, совершенно неподвижный туман и одинокие фигуры людей, тоже не подававшие ни малейших признаков жизни. А в центре этой композиции — странная парочка в темных плащах, и воздух вокруг плывет от жара. Волосы девушки трепещут на невидимом ветру, отсвечивая дьявольским алым цветом…
Ощущение ирреальности зашкаливает. Реальность не может допустить такого безумства. Или?..
Огненная дева закрыла глаза на бесконечно долгое мгновение, и напряжение, кажется, ослабло. Лишь затем, чтобы вместе с ее глубоким вздохом нахлынуть на мир с новой силой.
— Так гори же, гори огнем Бога! — пронзительный крик аспиды и яростный рык шакхарра, вкрадчивый шепот лунира и надменное гарканье рогмира — все сплелось в этом безумном крике, от которого вот-вот вылетят стекла. Миг — и руки занялись огнем, мгновенно перекинувшимся на неспособную противостоять ему людскую плоть. Инверно содрогнулась, рефлекторно откинулась назад, не выпуская при этом чьи-то руки. И… закружила незнакомца в сумасшедшей смертельной пляске, слишком быстрой, чтобы именоваться танцем, и слишком медленной, чтобы две фигуры сплелись в одну.
…Мужчина с силой отброшен в сторону, к тому самому дереву, что здесь никогда не росло и не могло расти, а владычицы пламени и след простыл. И куда унесли бесы, и что это было, когда и зачем?.. Нет свидетелей у сумасбродного мира, нет и боязливых речей.